Борис Крепак - “И не успел подумать я…”, или “Ликбез” для Борткевича (Вместо рецензии)
Скандал, разразившийся вокруг этой книги в средствах массовой информации, коснулся и лично меня как профессионального журналиста, сотрудника редакции газеты «Культура», которая в настоящее время готовит к изданию фундаментальный сборник «Владимир Мулявин. Нота судьбы». В эту книгу, которая увидит свет в издательстве “Художественная литература” весной 2004 года, войдут материалы авторов из разных стран мира, как эксклюзивные, а также несколько перепечаток, разумеется, с общепринятыми мировыми правилами ссылок на источники. Однако Фрагменты моих интервью, и самое главное, эксклюзивный, специально присланный из Москвы для нашей книги, мы, к несказанному удивлению, увидели в книге господина Борткевича, который выдал их за свои собственные. Поэтому я должен высказать и свое отношение к опусу Борткевича, – в данном случае, скорее как рецензент, а не как обвинитель.
Ну, по порядку. Все началось с заявления главного редактора московского журнала «Звукорежиссер» Анатолия Вейценфельда в адрес главного редактора газеты «Культура» и составителя книги «Владимир Мулявин. Нота судьбы» Людмилы Крушинской. Он еще в мае-июне этого года по ее просьбе представил для этой книги рукопись «Песняры: попытка постижения феномена» (расширенный вариант его же статьи «Мне не забыть той песни…», опубликованной в том же журнале в 1999 году). С автором был заключен договор.
Заявление появилось после того, как А.Вейценфельд обнаружил в книге Борткевича «Песняры» и Ольга» на 29 (!) страницах (я насчитал 30 – прим авт.) целые фрагменты своих авторских материалов из журнала «Звукорежиссер» и этой, еще неопубликованной, статьи для книги «Владимир Мулявин, Нота судьбы», а также нешуточные «заимствования» Борткевичем и из других источников без общеринятых ссылок на них. Оно уже имеется на обоих форумах поклонников «Песняров» и на сайте российского информагентства Intermedia , освещающего события шоу-бизнеса.
В частности, в заявлении говорится, что «кроме этого, 17 страниц прямо украдены им (Борткевичем) из воспоминаний Владимира Николаева «Записки песняра», опубликованных в Вологодской областной газете «Русский Север» в 2002 году, и еще несколько страниц даны в близком к тексту пересказе из Николаева… Владимир Николаев уже поставлен в известность об этом. Издательство «Вагриус» переложило всю ответственность за факты плагиата на автора…».
Заявление А.Вейценфельда заканчивается словами: «В связи с этим я хочу проинформировать общественность о данных фактах, и заявляю, что намерен защищать свои авторские права всеми предусмотренными законом способами».
А, может быть, Анатолий Иванович преувеличил и раздул пожар на пустом месте? Ведь трудно поверить, что такой талантливый и уважаемый в народе солист-вокалист, как «песняр» Леонид Борткевич, не один год шедший рядом с Мулявиным, мог пойти на такое! Я лично поверил тогда, когда, еще не имея его книги на руках, увидел отдельные фрагменты моих сугубо эксклюзивных разговоров-интервью с Мулявиным, опубликованные – за авторством Борткевича! – в некоторых отечественных СМИ.
До выхода своей книги Борткевич успел ее отдельные главы «разместить», в частности, на страницах и «Белорусской газеты». И тут А. Вейценфельд начал бить в колокола, увидев свои незакавыченные мысли-раздумья, «спетые» как по нотам знаменитым артистом.
Итак, я хочу высказать и свое отношение к книге Леонида Борткевича. Высказать, как говорили древние, sine ira et studio – без гнева и пристрастия. Речь пойдет только о тех главах, которые касаются непосредственно «Песняров» и Мулявина: «Песняры» до меня», «Я в «Песнярах», «Гастроли», «Возвращение», «Гений Мулявина» – это 116 страниц, чуть меньше половины всей книги. Из них примерно 7 страниц занимают различного рода закавыченные цитаты, правда, без указания конкретного источника издания. Так, один раз он цитирует А.Вейценфельда, один раз – В.Яшкина; пару раз дает фрагменты из интервью некого корреспондента с Мулявиным (вообще без ссылок на источник – а интервью брал я, правда, к моему тексту «пришпилены» полторы страницы некоего постороннего интервьюера); дает три выдержки из американских газет; приводит неизвестно чью цитату из «Новой газеты» и еще несколько цитат известных людей, на которых ссылался В. Яшкин в своей книге «На полпути от эстрады к театру» (о ней речь пойдет позже). Остальные главы, впрямую не касающиеся ансамбля «Песняры» и Мулявина, связанные с личной жизнью автора, в том числе с его первыми шагами в музыке, с семейными отношениями с Ольгой Корбут, с жизнью в США, с какими-то приватными встречами – к разговору не относятся. Как журналиста и, в данном случае, как добровольного рецензента, эти главы меня не интересуют. Так вот, на 67 страницах (из 109) внимательный исследователь может найти примеры так называемых “заимствований”.
Книга «Песняры» и Ольга» по стечению обстоятельств стала моей настольной книгой. Рядом – вышеупомянутые материалы Анатолия Вейценфельда, Владимира Николаева, Валерия Яшкина, мои интервью с Володей Мулявиным, некоторые газеты, в которых печатались воспоминания Борткевича, и те газеты, которые мгновенно включились в «скандал недели». Ну, да Бог с ним, с этим «скандалом». Меня больше интересуют моральный аспект поступка Борткевича-писателя, потомка, как он говорит, «старинного дворянского рода польско-литовских князей Радзивиллов» - согласитесь, это дорогого стоит!
Главу «Владимир Мулявин» Борткевич начинает красиво и, я бы сказал, возвышенно и гордо: «Если бы меня спросили, есть ли в нашей эстрадной музыке человек, которого можно назвать гением, то я бы назвал только одно имя. И назвал бы его, не задумываясь, и двадцать пять лет назад, и сейчас: Владимир Мулявин, руководитель ансамбля «Песняры». Вообще, гений на эстраде – событие не из рядовых. Талант такого масштаба, который можно назвать гениальным, обычно проявляется в более серъезных и авторитетных сферах. В джазе – это Армстронг, Гершвин, Эллингтон и Паркер, в рок-музыке – «Битлз».
Ну, кто же с этим не согласится! И сказано красиво, со знанием дела. Но – стоп! Я где-то это уже читал. Посмотрим…
Открываю А.Вейценфельда: «Если меня спросят, есть ли, или был в нашей эстрадной музыке…человек, которого можно было всеръез назвать гениальным, я бы назвал только одно имя. Назвал бы не задумываясь, и двадцать пять лет назад, и десять, и сегодня. Это Владимир Мулявин, руководитель ансамбля «Песняры». Вообще-то гений на эстраде – явление противоестественное. Дарование такого масштаба, который можно назвать гениальным, обычно реализует себя в более серъезных и достойных сферах…Таковы в джазе Армстронг, Гершвин, Эллингтон и Паркер, в рок-музыке – «Битлз».
Может, это редкостное, почти мистическое, зеркальное совпадение мыслей двух людей, живущих в разных странах? Где-то я слышал, что такое возможно…Читаю дальше…
У Борткевича: «Гения возможно выявить исключительно по количеству и качеству того нового, что он привнес в искусство: насколько много этого нового и насколько оно новое, насколько оторвалось от стандартов своего времени и открыло новые горизонты. Гениальность Мулявина не в том, что он придумал объединить фольклор с элементами рок-музыки, -- кто только и до и после «Песняров» не пытался соединять фольклор самых народов с роком. Кое-что получалось. Но не более того. По-моему (то есть, по убеждению Борткевича. – прим. авт.) , талант гения – не столько в том, что делается, а в том, как делается».
Ну, а что полагал на этот счет еще четыре года назад А.Вейценфельд? А вот что: «…Гений можно определить как по количеству, так и по качеству того нового, что он принес в искусство: сколь много этого нового, и насколько оно новое, насколько оторвалось от стандартов своего времени и открыло новые горизонты». И далее: гениальность Мулявина «не в том, что он придумал соединить фольклор с элементами рок-музыки. И до, и после «Песняров» кто только не соединял фольклор самых разных народов с роком. Но дарование выражается не столько в том, что делается, а в том – как».
Комментарии, как говорится, излишни… Объективности ради замечу, что Борткевич дважды ссылается на Вейценфельда, хотя делает это не совсем точно. Он пишет: «А вот еще одна оценка жизни и творчества Мулявина – оценка профессионала, главного редактора журнала «Звукорежиссер» Анатолия Вейценфельда: «Невозможно выяснить тип творческого дарования Владимира Мулявина. Я все больше склоняюсь к мысли, что единственным аналогом для него в музыке ХХ столетия является Дюк Эллингтон…». И дальше по тексту.
Сразу замечу, что и здесь ссылка на музыковеда вызывает, мягко говоря, сомнение, ибо у Вейценфельда первая фраза все же звучит иначе даже по смыслу: «Пытаясь определить тип творческого дарования Владимира Мулявина, я все больше склоняюсь к мысли…». Надеюсь, господин Борткевич учтет на будущее, что нельзя произвольно «редактировать» закавыченные цитаты, даже если в них не меняется суть содержания авторской идеи. А уж выдавать чужие мысли, слово в слово, или почти слово в слово, за свои – нонсенс!
Второй раз Вейценфельд упоминается, так сказать, в качестве рассказчика (стр.244), но это подается очень «деликатно». Сначала почитаем Вейценфельда: «Да, основу репертуара Песняров составляли белорусские народные песни, но подход к их обработке был совершенно иным. Именно в силу широты музыкального кругозора, внутренней творческой свободы, «незашоренности» взгляда Мулявин создавал песни, не вписывающиеся ни в рамки фолк-рока, ни любого другого стиля или направления. Мулявин широко использовал элементы музыкального языка, присущие таким стилям, как арт-рок, барокко-рок, прогрессив-рок, джаз-рок, -- иначе говоря, что он считал нужным использовать для раскрытия образа той или иной песни, то и использовал. Тем не менее западные исследователи, привыкшие непременно все расставлять по жанрово-стилевым полочкам, определили творчество «Песняров» -- видимо, по небольшому числу работ – как прогрессив-рок…».
Прошу прощения у читателей за столь пространную цитату, но она полностью перенесена в книгу Борткевича без какой бы то ни было ссылки на источник, разве что слова «репертуар “Песняров”» у Вейценфельда заменены на «наш репертуар У Борткевича. Дальше Борткевич пишет: «Известный музыковед Анатолий Вейценфельд рассказывал, что видел «Песняров» в списке музыкантов, работавших в этом стиле». Идет небольшая цитата из статьи составителя этого списка Ф.Трэфтона о «Гусляре». Все. А дальше – большой кусок текста, позаимствованный, разумеется, без ссылки на автора статьи «Песняры»: попытка постижения феномена».
В другом месте у Вейценфельда: «По-моему, главным было следующее: Мулявин, может быть, невольно, противопоставил свои собственные эстетические принципы тем, что были повсеместно распространены тогда. И главным его принципом было – служение красоте». Борткевич убирает вводное слово «по-моему» и следующие за ним три слова и пишет в главе «Прокрустово ложе» жанра» (стр.246): «Мулявин, может быть, невольно противопоставил свои собственные эстетические принципы тем, что были повсеместно распространены тогда. Главный его принцип – служение красоте». Это ж надо, и тут – полное совпадение мыслей, кроме одной запятой, не поставленной после слова «невольно».
А вот еще интересный «пассаж». А.Вейценфельд пишет: «Недавно мне довелось прочитать в одной статье, что такие эксперименты с крупной формой, как «Песня о доле» и «Гусляр», не прибавили ансамблю популярности и вообще были чуть ли не неудачными. Будучи абсолютно не согласен с этой оценкой, я позволю себе подробнее остановиться на теме крупной формы в творчестве «Песняров»…».
А теперь почитаем у Борткевича: «…Недавно я прочитал в одной статье, что такие эксперименты с крупной формой, как «Песня о доле» и «Гусляр», не прибавили ансамблю популярности и вообще были чуть ли не неудачными. Как участник этих экспериментов заявляю – это неправда…». Последнее предложение можно смело считать авторской находкой, ибо точно – не заимствовано.
Следующий пример использования нашего редакционного материала и так называемого авторского «редактирования». У Вейценфельда: «Не припоминаю у «Песняров» ни одного случая, когда бы эти «отсылы» к музыке других жанров, народов и эпох казались бы неестественными и неуместными – нет, никогда ничего не «выпирало»!». У Борткевича: «Не припоминаю у «Песняров» ни одного случая, когда бы эти отсылы (без кавычек – прим. авт.) к музыке других жанров, народов и эпох казались бы неестественными и неуместными!».
Короче говоря, почти вся глава Борткевича «Прокрустово ложе» жанра» (название, вероятнее всего тоже выужено из строки Вейценфельда «другое стилевое «прокрустово ложе»), за исключением одной, видно, все же самостоятельной страницы (247) про Добрынина и фонограммы, и последних двух (244-245), являющимися, как указывает Борткевич – редкий случай! – цитатами из Валерия Яшкина, (хотя откуда, из какого источника эти цитаты – не указано), – это почти сплошное заимствование: разорванный на куски материал аналитический материал музыковеда специально введен в контекст мемуаров заслуженного артиста. Без сомнения, статья А.Вейценфельда как принадлежащее «Культуре» эксклюзивное эссе, будетнапечатана в книге «Владимир Мулявин. Нота судьбы».
Естественно, возникает вопрос: как эта неопубликованная статья попала в руки Борткевича? Отвечаю. Когда редакция «Культуры» только начинала подготовку книги о Мулявине, одним из первых в списке авторов, разумеется, был Борткевич, много лет проработавший рядом с Владимиром Георгиевичем. Он должен был написать свои воспоминания для этой книги и участвовать в качестве консультанта. Замечу, что авторами этой книги дали согласие свыше 50 человек из стран ближнего и дальнего зарубежья, которые встречались с Мулявиным на жизненных и творческих путях-дорогах.
Так случилось, что в моей библиотеке сохранился московский журнал «Звукорежиссер», подаренный мне Мулявиным еще в 1999 году. В этом журнале была опубликована блестящая статья А.Вейценфельда «Мне не забыть той песни…» – к 30-летию «Песняров». Сразу же после кончины Володи редакция «Культуры» выпустила специальный номер, посвященный памяти Первого Песняра, ставший уникальным. В этом номере были напечатаны и мои интервью разных лет с Мулявиным, ранее публиковавшиеся в СМИ, и сделана перепечатка статьи А.Вейценфельда – разумеется, с соответствующей ссылкой на журнал «Звукорежиссер».
Потом связались с ее автором статьи, объяснили, что готовим книгу памяти Песняра, и попросили его сделать эксклюзивный материал для книги. 25 мая мы зафиксировали в компьютере поступление в редакцию первой части этого эссе, через месяц, после подписания издательского договора, пришла вторая часть. Составитель книги Людмила Крушинская встретилась с Борткевичем по делам подготовки этой книги и, в контексте разговора, сообщила, что получила блестяще написанный материал профессионала. Борткевич попросил его почитать, начал просматривать, и тут же, сославшись на репетицию перед подготовкой к “Славянскому базару”, попросил разрешения сделать ксерокопию статьи, чтобы потом, в свободное время, ознакомиться с ней.
Ну, а дальше – появилась его книга, в которой статья московского музыковеда предстала «в разобранном виде». Сам же Борткевич так и не дал свой «эксклюзив» для нашей книги, а ограничился тем, что передал Крушинской две страницы компьютерного текста из своей будущей книги. По этому тексту я высказал Людмиле Алексеевне свое возмущение, так как увидел в нем фрагменты из моих уже опубликованных интервью с Мулявиным, пересказанных Борткевичем без каких-либо ссылок. Единственное, что сделал Борткевич для книги «Владимир Мулявин, Нота судьбы» – это подсказал редакции московский телефон композитора Давида Тухманова. За это ему – спасибо.
Теперь – о Валерии Яшкине, «песняре» первого призыва. В 1995 году в издательстве Госконцерт вышла его книжка под названием «На полпути от эстрады к театру», в основу которой легла его диссертация на степень кандидата искусствоведения. В ней автор исследовал эволюцию жанров и стилей песенной эстрады 70-80-х годов, связав ее с социально-культурным движением того переломного для музыки времени. Определенное место здесь заняли и «Песняры» с их песнями и композициями на национальные белорусские темы. В частности, большое внимание Яшкин уделил опере-притче «Песня о доле». Эту книжку Валерий подарил Мулявину с дарственной надписью: «Володя! Друг мой, брат мой (как хочешь…). Самые вдохновенные строки в этой книжке – о нашей с тобой совместной работе. Валерка».
И вот – целые фрагменты из этих «вдохновенных строк», без ссылок на автора, перекочевали в книгу Борткевича. Приведу пару примеров.
У Яшкина: «Поэтому музыкальный сюжетный спектакль (речь идет о «Песне о доле», автором либретто которой являлся Яшкин.- прим. авт) выглядит одновременно концертным, он не столько сыгран, сколько спет, не столько прожит на сцене, сколько представлен. Что касается психологических актерских планов, то их роль сознательно сведена к минимуму. Ведь перед нами не просто оперный спектакль, а его эстрадная версия…И эта условность постоянно дает о себе знать: аппаратура, колонки динамиков, инструменту («у» – типографская опечатка.- прим. авт.), микрофонные стойки, микрофоны в руках героев…».
У Борткевича: «Музыкальный сюжетный спектакль выглядел одновременно концертным, он был нами не столько сыгран, сколько спет, не столько прожит на сцене, сколько представлен. Что касается психологических актерских планов, то их роль, по замыслу Мулявина, была сознательно сведена к минимуму. Ведь это не оперный спектакль, а его эстрадная версия, и условность эстрады постоянно давала о себе знать: аппаратура, колонки динамиков, инструменты, микрофонные стойки, микрофоны в руках героев…».
А вот такая интересная «трансформация» Борткевичем одного фрагмента яшкинского текста. У Яшкина: «В каждой сцене…незримо присутствует Янка Купала, словно слышится его голос: то задушевный и ласковый, то грозный и обличительный…».
У Борткевича: «В «Песне о доле» зрители впервые услышали голос Мулявина-чтеца – то задушевный и ласковый, то грозный и обличительный».
И еще один пример «правки» яшкинского текста.
У Яшкина: «В оформлении «Песни о доле» (художник Л.Бартлов) сказалась конкретность, отвечающая стилю исполнения эстрадной оперы. Скупо и лаконично решено пространство сцены, лишенной декораций. Все действие сконцентрировано на крестообразном деревянном помосте – подиуме, трансформирующимся то в дорогу, то в пашню, то в мужицкую хату, то в свадебный стол, то в мужицкую «Голгофу»…».
А вот как «переосмысливает» этот фрагмент Борткевич: «Декорации «Песни о доле» художника Бартлова вполне отвечали эстрадному стилю исполнения. Все действие было сконцентрировано на крестообразном деревянном помосте – подиуме, трансформирующемся то в дорогу, то в пашню, то в свадебный стол, то в Голгофу».
Подобных примеров «заимствований» можно было бы привести еще, но не буду; думаю, и так все ясно. Интересно, а чтобы сказал на этот счет сам Валерий Яшкин, будь он сегодня жив?…
А вот мнение о книжке Борткевича другого знаменитого «песняра», «отца» легендарной «Вологды», Владимира Николаева, я надеюсь, мы можем скоро узнать. В последние годы, живя у себя на родине, на Вологодчине, он серьезно болел. Тем не менее написал мемуары под названием «Записки песняра» с подзаголовком «Фрагменты неизвестной жизни самого известного ансамбля», которые в прошлом году были опубликованы в вологодской газете «Русский Север». Мы выкачали их на сайте pesnyary .com в разделе «Публикации» и решили некоторые наиболее интересные главы дать в книге «Владимир Мулявин. Нота судьбы», разумеется, с соответствующими ссылками на источник.
Леонид Борткевич и здесь нас «опередил», успев-таки кардинально «поработать» с николаевским текстом и изъять из него для своей книги не то что фрагменты, но буквально целые главы, даже не меняя их названия. И опять же – без единой ссылки на источник! О мемуарах Владимира Николаева, о самом их существовании в книге Борткевича вообще не упоминается ни единым словом! Честно говоря, в своей искусствоведческой и журналистской практике я впервые встречаюсь с таким беспардонным «заимствованием» (хотел сказать «плагиатом») чужих текстов, выстраданных в непростых раздумьях и, возможно, муках их создателями, тем более и покойный Яшкин, и ныне больной Николаев были когда-то близкими друзьями-товарищами Борткевича. Или я ошибаюсь?
Мемуары Владимира Николаева состоят из глав «Как я познакомился с «Песнярами», «Как меня наказала Пугачева», «В белорусском «подполье», «Как я стал песняром», «С тромбоном – на Берлин!», «Как мы впервые жили в капитализме», «Как я стал «крестным отцом» знаменитой песни «Вологда», «Как мы не поехали в Японию, но побывали на Байконуре», «Как «Песняры» покоряли Канны», «Как «Песняры» учили «да» и «нет» по-болгарски». Так вот, три главы под теми же, николаевскими, названиями «Как мы впервые жили в капитализме», «Как мы не поехали в Японию, но побывали на Байконуре», «Как «Песняры» учили «да» и «нет» по-болгарски, фрагменты из глав «Как я стал «крестным отцом»…» и «Как «Песняры» покоряли Канны» (У Борткевича «Бесплатные Канны») – целиком или с небольшой редактурой. или стилистическими поправками ничтоже сумняшеся украдены Борткевичем! И даже ошибка Николаева в дате «1969», когда «Песняры» впервые вышли на сцену в Москве в новом качестве (на самом деле это было в 1970 году) перекочевала на 93-ю страницу книжки Борткевича.
Объективности ради, должен сказать, что однажды Борткевич «поправил» Николаева, который по ошибке вместо фамилии канцлера ФРГ Вилли Брандта, который на момент описываемых событий являлся канцлером ФРГ, привел фамилию Хельмута Колля, ставшего канцлером только в 1982 году. Но повторяю, все, что повествует Николаев от своего, первого лица, в книге Борткевича рассказано как бы от лица автора книги «Песняры» и Ольга». И притом – теми же словами!
В конце главы «Как мы впервые жили в капитализме» Николаев пишет: «А я представил, что было бы, если бы такое случилось в Москве при посещении ВДНХ уважаемым Леонидом Ильичем…». Борткевич, вот бывает же, тоже пишет: «А я представил, что было бы, если бы такое случилось в Москве при посещении ВДНХ уважаемым Леонидом Ильичем…».
И еще. У Николаева: «Но вышли они в купальниках, а откуда в сауне их взяли, до сих пор для меня остается тайной. Эти купальники больше походили на набедренные повязочки».
У Борткевича: «Но вышли женщины в купальниках, а откуда в сауне их взяли, до сих пор для меня остается тайной. Эти купальники больше походили на набедренные повязочки».
У Николаева: «Ничего себе эффект!» -- не успел подумать я, как наш администратор замахал из-за кулис руками и заорал: «Бегом! Землетрясение!».
У Борткевича точь-в-точь тоже самое, вплоть до «не успел подумать я»…
У Николаева: «На следующее утро я и наш певец Леня Борткевич решили съездить в центр Софии – посмотреть кое-какие товары и прикинуть, что можно приобрести на наши «миллионы». Мы так увлеклись походом по магазинам, что не заметили, как пролетело время. Взглянули на часы и поняли, что к началу концерта не успеваем. Что делать? Ехать на такси, тратя драгоценные левы».
У Борткевича: «На следующее утро мы с Володей Николаевым решили съездить в центр Софии – посмотреть кое-какие товары и прикинуть, что можно приобрести на наши «миллионы». Мы увлеклись походом по магазинам, взглянули на часы и поняли, что к началу концерта не успеваем. Что делать? Ехать на такси, тратя драгоценные левы?».
Интересно, сколько отличий в текстах может здесь найти привередливый читатель?
Не буду больше приводить «параллели» прямых заимствований или заимствований, близких к оригиналу – такие примеры могли бы составить отдельную книжку, эдакое учебное пособие для начинающих так называемых литературных редакторов и пиар-менеджеров, «помогающих» писать мемуары популярным «звездам» эстрады, кино и театра. Сейчас стало это очень модно – рассказывать всему миру о себе, любимых. Книжные полки просто валятся от таких мемуаров «любимцев публики» – значит, они, при соответствующей раскрутке, кому-то нужны? Даже если они порой написаны топорным языком или скомпилированы за неимением грамотного литературного помощника. Правда, многие «мемуаристы» почему-то предпочитают не указывать в выходных данных своих книг имена этих «помощников», «литературных редакторов», говоря попросту, «литературных негров». Пусть, мол, читатель думает, что, кроме всех других талантов, автор-мемуарист является и выдающимся писателем. У Леонида Борткевича в его книге в выходных данных тоже нет таких «помощников», значит, ответственность за свою книгу несет только он один…
А теперь снова про ликбез. В интервью «Белорусской газете» А. Сайфулин, – человек, который, оказывается, имеет полное отношение к появлению опуса Борткевича, сообщил, что «сигнальный тираж» – это 5000 экземпляров. Но существует только понятие «сигнальный экземпляр» – что означает первый экземпляр книги, поступающий на утверждение в издательство. На основе утвержденного сигналього экземпляра типография и выпускает потом весь тираж. Такие вещи PR -менеджерам следует, как минимум, знать…
Так случилось, что в последние десять лет жизни Володи Мулявина я имел с ним тесные дружеские отношения. Встречались мы часто: и, как говорится, «домами», и на его даче в Лапоровичах, что под Минском, где и купались, и гоняли чаи, и перекидывались в картишки, и смотрели по телевизору «видики», и отмечали вместе какие-то праздники, и читали друг другу стихи, не говоря уже о том, что бывал я и на репетициях «Песняров», и на концертах, и в больничной палате, когда Муле приходилось туго.
И всегда я старался записывать наши беседы или на диктофон, или просто в блокнот, лелея надежду, что когда-нибудь напишу книгу об этом человеке. Должен сказать, что горжусь тем, что Володя доверял мне, может быть, больше, чем другим журналистам и потому раскрывал мне свои самые потаенные мысли. Часть таких бесед-интервью, с его разрешения, была опубликована в некоторых журналах и газетах, в последний раз – уже после ухода Володи в Вечность – в газете «Культура». Потом это интервью на русском языке, с ошибками и самовольным «влезанием» в мой текст, под названием (не моим) «Белый аист летит в поднебесье» было перепечатано в российской духовно-мемориальной газете «Реквием Песняру», посвященной памяти В.Мулявина (правда, без ссылки на «Культуру»). Но не об этом сейчас речь.
А речь о том, что в книге Борткевича (догадываетесь?) я обнаружил – как бы это поточнее выразиться? – почти дословные фрагменты моих эксклюзивных интервью-бесед с Владимиром Георгиевичем, – естественно, без упоминания интервьюера. Не буду цитировать текстовые совпадения, касающихся и свердловской биографии Песняра, и его размышлений о своих пристрастиях в музыке, поэзии, живописи, о неприятии политики, о лучшем своем времени для работы – утреннем рассвете и т.д. Видно, Борткевич пользовался все же не газетой «Культура», а той самой перепечаткой в газете «Реквием Песняру». И получилось… черт знает что. Читателю, наверное, будет интересно знать, что именно получилось.
В финале главы «Уход Владимира Мулявина» Борткевич рассказывает о последних месяцах и днях Песняра, когда он пребывал в московском госпитале. «Пока Мулявин лежал в больнице, – пишет Борткевич, – многие великие люди нашего времени спешили отдать ему дань уважения». И далее цитирует, действительно, теплые и сердечные слова признательности мулявинского «самобытного, мощного таланта», высказанные в адрес Владимира Георгиевича Евгением Светлановым, Оскаром Фельцманом, Валентином Распутиным, Петром Проскуриным, Олегом Табаковым, Тихоном Хренниковым… И далее Борткевич пишет: «Мулявин на эти лестные отзывы отреагировал репликой: - Вот это да! Настоящая фантастика! И думать не думал, что все это есть у меня…”
И тут позволю себе остановиться. Так, я вводил в свой материал эти высказывания в контексте разговоров с Мулявиным. Но дело в том, что все они, бездумно списанные Борткевичем из газеты «Реквием Песняру», относятся…к 1991 году, когда 50-летний юбилей Мулявина был омрачен его тогдашней болезнью. А отзывы эти и пожелания известных людей России собрали для Владимира Георгиевича его московские друзья, члены фан-клуба имени Мулявина.
И вот он, последний конфуз переписчика. Борткевич цитирует великого дирижера, композитора и пианиста Евгения Светланова в контексте 2003 (!) года: «Мулявин вписал свою славную страницу в историю искусства…». А знает ли Борткевич, что Светланов ушел из жизни 4 мая 2002 года, еще за 10 дней до автокатастрофы Мулявина?
А фразы: «Вот это да! Настоящая фантастика! И думать не думал, что все это есть у меня…» Володя никогда не произносил. И в моем интервью, опубликованном в «Культуре», этой приписанной умирающему Мулявину тирады нет. Она каким-то образом (очевидно, ее для большей «эмоциональности» придумал тот, кто редактировал или переводил на русский язык мой текст), появилась в том самом «Реквиеме Песняру», а затем спокойно перешла в книгу Борткевича. Вот такие чудеса бывают на белом свете…
И последнее. Фотоблок в книге «Песняры» и Ольга» (после 96-й страницы) открывает фотография, запечатлевшая Мулявина и Борткевича. И подпись: «В 1969 г. в «Белгипросельстрое», где я работал архитектором, позвонил Владимир Мулявин и пригласил меня на прослушивание». И это неправда. Их знакомство состоялось не раньше осени 1970 года. Только непонятно, к чему такие инсинуации даже, казалось бы, в мелочах?
Борткевич заканчивает свою книгу словами: «Спасибо тем, кто прочел эту книгу. Почему-то кажется, что она не последняя. В голове много разных идей, как в этом жанре, так и в музыкальном творчестве…». Не знаю, как в музыкальном творчестве, но в этом жанре, жанре, скажем так, мемуаристики, ему нужно еще «поднатореть». И начинать эту учебу следует из внимательного изучения Закона об авторском праве и других законодательных актах о СМИ.
Борис Крепак, Заслуженный деятель искусств Беларуси, искусствовед, художественный критик, журналист
"Культура", №44 (602) от 1 ноября 2003 г.
________________________________________________________________________________________________________________
Современный дизайн жилья невозможен без новых материалов. Натяжные потолки Nevado.Ru - привлекают свое гладкостью взор, большой выбор цветов, позволит использовать их для любого интерьера.